«Самозванец» в опере. Василий Петрович Дамаев

Есть имена, которыми гордятся не только на родине, но и далеко за её пределами. 140 лет назад в кубанской станице Отрадной родился Василий Петрович Дамаев. Пройдя долгий и сложный жизненный путь, он стал знаменитым певцом. Лирико–драматический тенор Дамаева стал выдающимся явлением оперной сцены. И значительно повлиял на её развитие.

Автор статьи предлагает читателям рассказ о жизни и творчестве удивительного певца. Да простится пишущему эти строки, что таких строк он написал слишком много. Но это имя того стоит.

«Вот певец, которого природа наградила вокальным материалом вполне достаточным, чтобы стать мировым артистом «…». Голос Дамаева… смело можно было поставить выше голоса Карузо. Это был голос-золото»
Газета «Театр», 1914 г.

С тех пор как была написана эта статья в газете прошло более ста лет. Слышали ли мы русского певца голос, которого современники ставили выше всемирно прославленного итальянца Энрико Карузо? Что мы знаем о вокальном искусстве начала XX века – времени, ставшем легендарным «Серебряным веком», годах «урожайных на таланты» во всех жанрах искусства. Одно перечисление эпохальных событий мира искусства тех лет займет немало места и времени: появление кинематографа и первые отечественные фильмы, создание объединения художников «Мир искусства» и памфлеты футуристов, стихи Гумилева и Бурлюка, балеты Стравинского и «Сезоны Дягилева» в Париже и Лондоне…

Боюсь, времени действительно не хватит, чтобы все перечислить. А как же опера? Ее расцвет начинается в конце XIX века. За десять – пятнадцать лет до перечисленных событий русское оперное искусство обогащается именами Н. Фигнера и его супруги Медеи Мей-Фигнер, Павла Хохлова. Эти певцы-артисты открыли новое направление в развитии вокального искусства, еще одну его сторону – драматическое искусство, искусство игры на сцене в отличие от старого Оперного театра (в т. ч. итальянского), где безусловное первенство отдавалось голосу в ущерб актерской игре. Фигнер и Хохлов – ЖИЛИ на сцене. Судьба героя в партии становилась их жизнью. Они стали первыми подлинными артистами оперы, вызвав к жизни плеяду потомков прославивших отечественную сцену не только прекрасными голосами, но и покоряющей драматической игрой. Н.  Фигнер – лирико-драматический тенор; за ним пойдут имена Л. Собинова, Д. Смирнова, И. Ершова, А. Лабинского, И. Алчевского, А. Матвеева, Л. Клементьева, А. Давыдова….

Так жили, бурлили, шумели и аплодировали не только столичные города – Петербург и «порфироносная столица» – Москва, но и Казань, и Киев, и Ярославль, и Харьков, и многие провинциальные города, в которые приезжали прославленные артисты и выступали провинциальные труппы.

А что в это время происходило в станице Отрадной Кубанской области? Там своим чередом шли трудовые будни Петра Герасимовича и Пелагеи Захаровны Дамаевых. Труден был хлеб, добываемый на чужой земле, из-за бедности, не позволявшей работать на своей. Нанимались к чужим людям. Это был долгий путь к лучшей доле: из Воронежской губернии на Кубань.

В этой-то семье 7 (19) апреля 1878 года родился мальчик, названный Василием. Помогал родителям и деду в поле и дома. И одной из немногих отрад той жизни была песня. Сам Василий Петрович впоследствии вспоминал так:

– Бывало, пойдешь в степь, ляжешь на траву, запоешь и сам испугаешься: как же звучит голос, как далеко он раздается. Даже как-то жутко становилось и мурашки по спине бегали.

Жители станицы за сильный и звонкий дискант прозвали младшего Дамаева – Васька-соловей. Голос его легко и напевно лился по станичной улице, когда после рабочего дня летними вечерами семья собиралась у завалинки дома. Русские и кубанские песни, то лились кантиленой волной, то звенели удалым напевом.

В станице центральное место, на пригорке или на главной площади, занимает церковь – самое красивое строение. Ее всегда видно из далека. В жизни человека, особенно тех, кто жил на селе, церковь играла значительную роль. Семья Дамаевых была религиозна. Особую роль в этом играл дед Василия. Вся семья пела на клиросе отрадненской церкви. В дальнейшем, когда Василию Дамаеву было 16 лет он организовал любительский хор, прославившийся не только в станице, но и в Майкопе и в Армавире.

Школа в Отрадной была одна – 4-х классная. В ней и учился вполне успешно Вася Дамаев. Учительницей в школе была Татьяна Максимовна Сапежко, которая, увидев в своем ученике музыкальные задатки, занималась с ним чтением и нотной грамотой даже после того как он окончил курс обучения в школе.

С раннего детства Вася дружил со скромной девушкой Ульяшей из бедной семьи. В скором времени их дружба переросла в нежную любовь. Вместе с тем, как подрастала и хорошела Ульяша, тем больше появлялось у нее женихов и поклонников. Василий, не желая упускать невесту, решил жениться. Но на тот момент ему было только 16 лет. По церковным законам жениться позволялось только с 18 лет. Но, так как вся семья Дамаевых пела в церковном хоре, Василий написал письмо к архиерею с просьбой разрешить венчание раньше. Священник отрадненской церкви уговорил архиерея и последний разрешил венчание молодых после того, как им исполнится 17 лет. В 1895 году Василий и Ульяша справляют свадьбу.

Вскоре для Дамаевых настали лучшие времена. За создание замечательного хора, за участие в церковных службах Дамаевы получают право стать горожанами-мещанами, а атаманом станицы им выделена полоса земли. Материальное положение семьи улучшилось.

В 1895 году семья переезжает в Майкоп, где родители Василия открывают переплетную мастерскую и становятся мещанами-ремесленниками. А в станице Отрадной продолжал работу созданный Дамаевыми хор. На торжественные службы по праздникам они приезжают в станицу.

И здесь следует знакомое нам: «Однажды…». Так вот, однажды в станицу Отрадную по делам службы заехал из Москвы присяжный-поверенный Иван Лукьянович Гар. Был он страстным любителем хорового пения и заядлый театрал. Ему рассказали о том, что в приходской церкви есть замечательный певчий, которого приезжают слушать из Майкопа и соседних станиц. В воскресный день пришел И. Л. Гар в церковь и… был изумлен сильным и красивым, ровным и чистым голосом Василия Дамаева.

Под впечатлением пения Василия Дамаева, Гар пишет письмо в Москву своей знакомой Вере Петровне Козловской. Он просит помочь молодому певчему. Гар предсказывает Василию Дамаеву большой успех и блестящее будущее певца, но при одном условии, если он поедет учиться в Москву.
Легко сказать – «поехать»! А как быль молодому мужу с женой и тремя детьми? Ибо, молодость и хороша тем, что имея свободу от семейного долга можно ехать куда угодно и пускаться на любые авантюры, как часто бывало в биографиях многих известный артистов. Но совсем иное дело у Василия Петровича. Его патриархальная семья не разрешает «менять божье дело на бесовское», и отъезд в Москву не одобряет. Он думает, как ему быть… Чаша весов его размышлений колеблется… Но он принимает решение ехать в Первопрестольную. Чаша «искусства» перевесила. Но это только начало совершенно иного жизненного пути. На дворе стоял третий год нового двадцатого века – 1903–й.

Он впервые поехал по железной дороге – впервые в Москву. Вмешался в шумную толпу светловолосый парень в косоворотке, в простых холщовых штанах. Таким он и пришел к Вере Козловской. Но пришел не сразу. Несколько часов он ходил около ее дома, боясь зайти. Сама Вера Петровна впоследствии вспоминала, что она была очень молода и появление странного гостя крайне ее смутило. Она не знала, что с ним делать, а письмо от Гара сочла за шутку. Никакого отношения к театральному миру не имела, а была скромной учительницей детской школы. По счастью. рядом с Козловской проживала княжна Оболенская, заведовавшая Драматическим училищем. К ней она и обратилась за помощью.

Княжна ответила не сразу. Несколько дней оказались свободными и Вера Петровна, желая показать молодому человеку оперный театр, нашла возможность купить билеты на спектакль Большого театра «Фауст», где партию Мефистофеля пел Ф. И. Шаляпин. Со знаменитым артистом Василий Петрович будет выступать в одних спектаклях, но сейчас… он потрясен увиденным на сцене. Впервые Василий Дамаев видит большую сцену и неповторимую игру великого артиста.

Следующим знакомством Дамаева стала сцена драматического театра. В тот день на сцене выступала прославленная Мария Ермолова.
После всего увиденного Василий Дамаев сделал краткий вывод – «Первые виденные мною спектакли с Шаляпиным и Ермоловой дали понять, что такое искусство и какой правде должен стремиться артист». Этому «положению» Василий Петрович следовал всю свою долгую творческую жизнь, ни на минуту ему не изменяя.

Заручившись рекомендательным письмом княжны Оболенской Козловская и Дамаев едут на квартиру к Ульриху Иосифовичу Авранеку – дирижеру и главному хормейстеу Большого театра. Сразу и к такому большому человеку! С каким трепетом, должно быть, ехал на это первое в своей жизни прослушивание Василий Петрович. Но увы… Авранек никаких «данных» не нашел, страшно разочаровав молодого певца. Впоследствии артист так объяснял эту свою первую неудачу: «Неудачу своего дебюта у Авранека объясняю охватившим меня волнением, голос у меня страшно дрожал».

Дамаев готов был сдаться. Но его новая знакомая Вера Козловская не отступилась и повезла его на прослушивание в музыкально-драматическое училище Московского филармонического общества. Здесь его принимал преподаватель и солист Большого театра, тенор А. М. Успенский. Василий Петрович пел с листа русскую песню «Вот мчится тройка почтовая». В этот раз голос звучал мощно и лучше, чем в первый раз. Кроме Успенского на испытании присутствовал крупный чаеторговец, финансист и меценат К. К. Ушков. Ему понравился голос молодого певца. По окончании испытания было решено, что заниматься с Дамаевым будет А. М. Успенский, а оплачивать уроки сам К. К. Ушков.

Первый шаг к искусству сделан. Василий Дамаев ученик московского вокального класса.

С первых же дней учебы успех. В спокойной атмосфере класса его голос раскрывается во всей доступной ему тогда красоте и силе, как и тогда на клиросе родной церкви.

Родной… Все имеет свои хорошие и плохие стороны. Вот так и в случае с Василием Петровичем, удача учебы в Москве была омрачена разлукой с любимой семьей – женой и детьми.

«Вот уже три недели, как я не вижу тебя и дорогих своих деточек. Как я соскучился! Не ропщи: уверен, что года через два будем счастливы. Профессор, который меня сейчас учит, восторгается моим голосом и говорит, что я в высшей степени понятливый. Все другие профессоры про меня узнали в Москве. Ушков настолько добрый, что дает нам средства всем жить в Москве».

Ушков разрешил переехать всей семье. Но трудности на этом не закончились. Довольствие, предоставленное Константином Константиновичем покрывало только плату за обучение у А. М. Успенского, а деньги на жизнь в Москве молодой певец должен был добывать сам. Приходилось ходить пешком почти через всю Москву, петь в каком-то церковном хоре за десять копеек и питаться один раз в день. Сам Василий Петрович так впоследствии вспоминал об этих днях в разговоре с сыном Дмитрием: «Знаешь, сын мой, нелегко мне было пробить дорогу в жизни. Я с вами – тремя детьми и мамой – оказался в неизвестной мне Москве. Родители от нас отказались, так как я поехал учиться на артиста, что они считали «бесовской затеей». Чтобы вас прокормить, мне пришлось ходить пешком с Петровско-Разумовского, где была наша комнатка, на Остоженку, чтобы зарабатывать в церкви на кусок хлеба. В это время мне не везло и с учебой. Преподаватели, с которыми пришлось заниматься некоторое время после Успенского, мудрили над голосом, заставляли петь закрытым звуком, имея ввиду итальянскую школу. Но ничего не получалось. И вот у меня был плохонький граммофон и единственная пластинка – ария Надира в исполнении Собинова. Я ее заводил и восторгался, как он легко поет, и вспоминал себя: ведь я тоже легко пел. Что же случилось? Стал петь Надира, облегчая звук, подражая Собинову, и понял, что голос у меня не пропал, а был неправильно поставлен. Когда я опять попал к Успенскому, он сказал: «Василий Петрович, вспомните, как вы пели в степи. Начнем с простых русских песен». И вот таким образом Успенский сумел восстановить мой голос».

Да, не все было хорошо и легко и то, что ошибки в постановке голоса были вовремя замечены, очень важно. Голос восстановился.

В это время Василий Петрович активно готовится к сцене. В программу его обучения входил не только вокал и нотная грамота, но и пластика, танец, фехтование – умения необходимые артисту на сцене.

Чужая на первых порах Москва раскрывает перед Дамаевым свои двери: он посещает концерты знаменитых артистов, наблюдает за их игрой – учится у них тонкостям сценической игры, бывает в салонах и на вечерах, знакомится с известными деятелями культуры. Сын Дамаева Дмитрий Васильевич так рассказывает об одном из Рождественских вечеров в особняке мецената К. К. Ушкова: «Хорошо помню большой, накрытый белой скатертью обеденный стол, за которым сидело много народу. Там были Ф. И. Шаляпин и Л. В. Собинов. Собинов подозвал меня к себе, посадил на колени и научил меня щелкать по носу. Мне это очень понравилось. Видимо, смех мой был заразителен, и все гости громко смеялись.

Потом был устроен домашний концерт. Кто-то играл, кто-то пел. Я сидел под елкой и все ждал, когда же будет петь папа. Я любил пение отца и во всем подражал ему. И вот отец стал скромно около ели и спел свою любимую песню — «Вот мчится тройка почтовая», а затем — «Расцветали в поле цветики» Гречанинова. Когда он кончил, гости подходили к нему, жали руку, кто-то целовал…» Видимо, Василий Петрович, считал песню «Вот мчится тройка почтовая» счастливой для себя, ведь именной с нее он начал на прослушивании у А. М. Успенского.

В училище Московского филармонического общества Дамаев пробыл всего один год. После этого с ним работали А. М. Успенский и артист оперетты А. Л. Шарпантье.

В 1906 году Дамаев по настоянию своего учителя решился первый раз выступить перед публикой с исполнением нескольких романсов. Дебют прошел вполне успешно. И с этого момента певец стал участвовать в благотворительных концертах. Нужна была практика.

К концу 1907 года эта сценическая практика принесла свои плоды. Здесь следует очередное «однажды»… Однажды, во время выступления на одном из таких благотворительных концертов в женской гимназии, певец встретился с известным театральным деятелем, владельцем частного оперного театра в Москве Сергеем Ивановичем Зиминым. В тот день Дамаев пел песню Алеши «Расцветали в поле цветики» из оперы Гречанинова «Добрыня Никитич», песнь певца за сценой из оперы «Рафаэль» Аренского и арию Радамеса из «Аиды» Верди. После концерта С. И. Зимин пригласил певца прийти в театр для переговоров, а в своем дневнике сделал такую запись: «Вчера пробовали новичка-тенора: чудный звук и фигура хорошая. Ждем от него большого успеха». Эта встреча круто повернет жизнь Василия Петровича. Тогда трудно даже было предположить, чем станет в жизни певца театр С. И. Зимина, ибо всего знать на перед невозможно. Может быть, это предложение будет единственным?

«Я страшно волновался, пошел к Зимину, который предложил работать у него в театре с окладом пятьдесят рублей в месяц, при годичном подготовительном сроке. Я в жизни не имел в руках таких денег. Согласился, конечно. Пришел домой и как маленький ребенок радовался такому счастью».

И вот Василий Петрович в оперном театре С. И. Зимина. Первая роль, которая была ему поручена – Самозванец в опере М. П. Мусоргского «Борис Годунов». Режиссер П. С. Оленин показывал Дамаеву мизансцены: тут надо пойти направо, а на этой фразе налево, здесь надо поклониться, а здесь поднять руку…

Певец чувствовал, что такая «режиссура» ему не помогает, но сковывает его. Но начал работать над ролью самостоятельно, изучая трагедию А. С. Пушкина. Работа двигалась медленно. Но постепенно стал складываться образ.

30 августа 1908 года стало его звездным часом. В этот день певец Василий Петрович Дамаев впервые выступил в серьезном оперном спектакле ведущего театра Москвы! Как переживал это событие сам Василий Петрович, так тонко и ответственно подходивший к своей работе! По прошествии нескольких лет в интервью одной из газет он будет вспоминать о этом событии: «Вопреки предположениям, увидев в зрительном зале публику, нисколько не смутился. Помню, что пел с большим темпераментом, в особенности в дуэте с Мариной, но все, что я делал на сцене, – это была работа малосознательная, в которой моя личность почти не участвовала, психология Дмитрия была для меня смутна, как ученая книга какого-нибудь специалиста. Конечно, теперь уже не то. С тех пор я спел до пятнадцати партий, интересовался душой тех героев, которых мне приходилось изображать на сцене, жить их жизнью, углубляться не только в вокалистку, но и в литературную сущность оперных персонажей. Успех мой в Самозванце, как у публики, так и у прессы, был для меня совершеннейшим сюрпризом… Мой Дмитрий Самозванец – мой счастливый фатум».

И действительно, вся музыкальная Москва только и говорила о новом певце. Газеты писали восторженные статьи. Маститые рецензенты искали новые эпитеты по поводу голоса молодого певца. Хвалили и всю постановку в целом, говоря о ее исключительно удачности. «… Такого типа оперных постановок в Москве, можно сказать, почти не было, – отмечал журнал «Рампа». – Впечатление от спектакля получилось большое и новое – творение Мусоргского впервые предстало в настоящем освещении и во весь свой гигантский рост».

Первое место в рецензиях было дано Василию Петровичу Дамаеву – его редкому по красоте и силе голосу, безупречной дикции и продуманной (пусть и бессознательной) сценической игре. Музыкальный критик С. Н. Кругликов писал: «Партия Самозванца имела в прежнее время почти второстепенное значение. Партию эту вчера пел Дамаев, который в первый раз вообще выступил на сцену и потому его нельзя бы даже назвать неопытным артистом. При этом твердость, уверенность и музыкальность, с какими он исполнил свою задачу, были просто поразительны и сделали бы честь и опытному артисту. Дамаев обладает чудесным голосом, редким по красоте и ровности звука, а последнее составляет заслугу его учителя артиста Большого театра А. М. Успенского…».

Свою оценку выступлению певца давали и маститые артисты, и антрепренеры. Вот, что рассказывал об это создатель знаменитых «Русских сезонов» за границей С. П. Дягилев: «Отыскал русского Таманьо. Присутствовавшие на спектакле Ф. И. Шаляпин и С. В. Рахманинов пришли в восторг от нового тенора. Шаляпин сказал: «За такого тенора в наше бестеноровое время надо ухватиться обеими руками. Это настоящий драматический тенор, с превосходной дикцией и с несомненным дарованием. Дебютант еще молод и не опытен как артист, но со временем из него выйдет большая величина».

Ну, а пресса вслед за маститыми критиками единодушно признала дебют артиста успешным. Газета «Раннее утро» от 2 сентября писала: «Возьму, например, Самозванца – г. Дамаева. Хорошее приобретение для труппы. У молодого артиста выдающийся по красоте драматический тенор. Поет легко, со вкусом, а главное — музыкально: качество, которым не всегда могут похвастаться и опытные артисты. Если прибавить, что игра г. Дамаева не была лишена осмысленности и естественности, то следует признать дебют молодого певца вполне удачным».

На следующий день после дебюта С. И. Зимин объявил певцу, что переводит его на оклад в 300 рублей! Это признание своего таланта Василий Петрович ставил выше всех прочих на протяжении всей своей жизни. А через две недели дирекция Большого театра предложила Дамаеву контракт на три года. Артист отказался и на всю сценическую жизнь остался верен «добрейшему Сергею Ивановичу».

Вслед за дебютом в «Борисе Годунове» последовала премьера в опере А. Н. Серова «Юдифь», в которой Василий Дамаев исполнил партию вождя племени аммонитян Ахиора. И на другой же день рецензент Кругликов откликнулся статьей в «Голосе Москвы»: Небольшая партия Ахиора в руках Дамаева. Снова подтверждаю свое первоначальное мнение о прекрасных голосовых данных молодого певца, о его осмысленной игре… Дамаев очень эффектный Ахиор, и голос у него бесподобный, здесь еще больше выдающийся красотами и мощью, чем в Дмитрии…» А другой критик писал: «Дамаев своим свежим звонким голосом выдвинул вперед блестящую партию Ахиора».

Новую знаменитость стали нарасхват приглашать на благотворительные концерты. Дамаев выступает в московском университете, различных гимназиях, обществе слепых. С успехом проходили его выступления в именитом Благородном собрании, в купеческом собрании, где на одной площадке с ним выступали прославленные артисты: Ф. Шаляпин, Л. Собинов, А. Нежданова, М. Фигнер, М. Кузнецова-Бенуа, балалаечник-виртуоз Трояновский, эстрадная певица А. Вяльцева и чтецы, артисты драматического театра, Ходотов и Давыдов, и многие-многие другие. Здесь он пел излюбленный камерный репертуар: песня Левко «Спи, моя красавица» из оперы «Майская ночь» Римского-Корсакова, песня Алеши из оперы «Алеша Попович» Гречанинова, романсы Чайковского «Растворил я окно», «Как мне больно», песня певца за сценой «Страстью и негою…» из оперы «Рафаэль» Аренского, народную песню «Вот мчится тройка почтовая» и многие другие. К этому времени (осень/зима 1908-1909 гг.) Василий Петрович знал уже 29 оперных арии и 86 романсов. Новый репертуар он разучивал поразительно быстро (с ним может сравниться разве что Энрико Карузо). Дома вечером за чаем, он брал клавир и камертон и без аккомпанемента с листа пел в полголоса всю партию, кулаком по столу отстукивая такт.
Успех Дамаева рос не по дням, а по часам.

Новой партией, прочно вошедшей в репертуар певца, стал Радамес в опере «Аида» Дж. Верди. Впервые эта партия была исполнена Дамаевым 1 ноября 1908 года. В этом спектакле пели знаменитые артисты – К. Запорожец и О. Камионский. И в этот раз рецензенты не скупились на похвалы: «В Новом театре вчера шла в первый раз по возобновлении опера «Аида» с г-ном Дамаевым в партии Радамеса. Имя Дамаева, зарекомендовавшего себя как обладателя редкого по красоте и мощи тенора, настолько заинтересовало публику, что театр был совершенно полон. Голос Дамаева звучал красиво и звучно. После исполнения арии вся публика наградила его громкими аплодисментами. Труднейший 3-й акт Дамаев провел блестяще в вокальном отношении. Прием ему был оказан восторженный».

Свой бенефис 20 апреля 1909 года Дамаев отметил оперой «Майская ночь» Римского-Корсакова в партии Левко. В этот день Сергей Иванович Зимин подарил золотые часы с дарственной гравировкой на крышке: «Дорогому Василию Дамаеву от любящего Зимина. 20 апреля 1909 года».

Осенью 1908 года газеты опубликовали сенсационное сообщение о том, что молодой певец подписал контракт на участие в оперных спектаклях в Париже с Сергеем Павловичем Дягилевым. Для артиста месяц назад начавшего свою оперную карьеру, это поистине сказочный успех!

Сам Василий Петрович, в кругу семьи говорил, что такого скачка ввысь на вершину славы, который выпал на его долю, не было ни у кого из артистов. Даже Шаляпин и Собинов не стали знаменитостями в первый год своих выступлений на сцене, испытав много огорчений и разочарований. Блестящее начало своей артистической карьеры Дамаев объясняет заботами С. И. Зимина. Быть может, именно поэтому он отказался от предложения Большого театра и на всю жизнь остался верен Новой частной опере. А ведь его за это укоряли не только критики, но и друзья-артисты.

Гастроли в Париже проходили в мае 1909 года. Сезон открывался в театре Шатле 25 (12) мая оперой Римского-Корсакова «Псковитянка». Эту оперу парижане слушали впервые. Партнерами Дамаева по сцене в ней были Ф. И. Шаляпин (Иван Грозный), Л. Я. Липковская (Ольга) и другие выдающиеся артисты. Дирижировал оркестром профессор, композитор Николай Черепнин. Дамаев вышел в партии посадничьего сына Михаила Тучи. Роль Михаила стала одной из лучших в репертуаре Василия Дамаева.

Увы, успех оперы был средний. Оперу Римского-Корсакова оценили в основном за актерскую игру. А вот прекрасного пения и сюжета не поняли. Вероятно, сама тема русской оперы была чужда публике. Да и сама опера была не похожа на классические оперы Верди, Пуччини или Гунно. Но надо думать Париж оставил в памяти Василия Петровича неизгладимое впечатление. Монмартр, площадь Взятия Бастилии и дворцы Лувра, и улочки Фоли-Бержер… И много-много чего.

А как относились к работе отца дети? Про Дмитрия мы знаем – он сидел на коленях у Собинова, смешил гостей и очень любил пение отца. А дочь Александра? Вот что она пишет в воспоминаниях по прошествии уже многих лет: «В опере «Самсон и Далила» (ред., автор Сене-Санс) отец пел с Петровой-Званцевой очень много раз. Эту артистку он любил. Самсон его был мощный, давал большое впечатление силы. Отец в костюме с широкими складками, увеличивающий плотность фигуры, на высоких каблуках, с гордой осанкой, с роскошными кудрями и звонким голосом был действительно великим. Библейский пророк, великий силач-победитель, он как бы даже сам не мог справиться со своим природным даром и ему посылались провидением испытания. И здесь он победил, несмотря на потерю зрения. Спектакль очень захватывал: было и страшно, и покоряло пение отца – легендарного героя».

Вчитываешься в эти строки и думаешь: «Кажется, в Самсоне Василий Петрович сыграл самого себя. Вернее, не сыграл, а проживал свою жизнь, свою силу. В этой роли он был таким каким есть – сильным и широким, всепобеждающим и непреклонным… Одним словом: «легендарным героем».

В том же 1909 году Дамаев записал на пластинки двух немецких фирм «Бека» и «Лирофон» несколько произведений своего любимого репертуара. Это была первая в его жизни сессия звукозаписи, когда он стал перед рупором тонорама. В следующие несколько лет он запишет на пластинки еще около 30 фонограмм (с повторами), которые и сохранят его голос до наших дней. Жаль только, что в те годы звукозапись была еще очень несовершенна!

В семье Дамаевых прочно установился быт, подчиненный профессии, требовавшей установленного графика. Получал Дамаев 300 рублей за спектакль, которых могло быть до 15 в месяц (большая переработка!). В сумме это были приличные деньги. Поселилась семья практически в центре старой Москвы на Сухаревой-Садовой.

В рассказе о жизни и творчестве Василия Петровича трудно уйти от характеристик упорства и трудолюбия, неиссякаемой энергии и работоспособности певца. С первых дней жизни до последних он, не зная усталости, выступал в спектаклях и концертах. Его сценическая биография переполнена сообщениями о работе. Он давал много платных и благотворительных концертов не только в Москве и Петербурге, но и в провинции. Дамаев не осел в Москве, он ездил с концертными программами по периферии. Побывал с выступлениями в старых городах империи: Ярославле, Орле, Рязани, Туле, Саратове, Тамбове, Харькове и других. Особенно насыщенной была поездка 1908 года. Сохранилась записка Дамаева. Сезон 1912/13 гг. Было спето 20 спектаклей «Садко», 7 «Паяцы», 9 «Пиковая дама», 4 «Майская ночь», 16 «Тоска, 3 «Долина», 3 «Мазепа», 4 «Опричник», 3 «Аида», а всего 69 спектаклей! Василий Петрович был задействован в 3-х, 5-и спектаклях в неделю. Это очень большая нагрузка для певца.

В 1909-1911 годах Василий Дамаев навещает родину. Он выступает в Майкопе в Пушкинском Народном Доме. Публика принимала своего земляка прекрасно. В тот вечер были исполнены: ария Германа из оперы «Пиковая дама», ария Радомеса из «Аиды» и романсы русских композиторов.

«Майкопская газета» писала о выступлении певца: «…чудный голос певца Дамаева собрал много публики. В нашем городе хороших певцов почти не слышали, и красивый, сильный замечательный чистый голос артиста невольно заставил всех восхищаться… Благодарная публика наградила певца шумными овациями и вызывал бесчисленное количество раз… После концерта экспансивная молодежь вынесла из театра редкого гостя на руках…» А 31 июля 1911 года по просьбе атамана Майкопского отдела Лагунова Дамаев дал концерт в пользу погорельцев станицы Гиагинской, где пожар уничтожил дома. В тот печальный для многих вечер со сцены лились ария Германа из «Пиковой дамы» П. И. Чайковского, ария Радамеса из «Аиды» Дж. Верди и другие произведения русских и зарубежных композиторов.

В 4-го апреля 1913 года Василий Петрович поет в Екатеринодаре в антрепризе И. М. Лохвицкого в операх «Паяцы» и 5 апреля в «Богеме». За несколько дней до начала спектаклей газеты писали о приезде в город «короля русских теноров», прозванного (с легкой руки С. Дягилева) «русским Таманьо». Успех был грандиозным!

В след за этим Василий Петрович готовится к большой поездке в Дягилевских сезонах. Летом 1913 года Дамаев выступает на Елисейских полях в Париже и в лондонском «Друри-Лейн». В общей сложности было дано 12 спектаклей: семь раз в «Борисе Годунове», три раза в «Псковитянке», два раза в «Хованщине». Центром внимания оперных спектаклей был Ф. И. Шаляпин. В свою очередь знаменитый певец, ставивший условием у С. И. Зимина петь только с Василием Дамаевым и в этот раз настоял на совместных выступлениях. Здесь в прославленных театрах мировых столиц гремел широкий голос артиста, покрывая огромные залы!

Федор Иванович Шаляпин в одном из писем на родину так опишет прием, оказанный им в Лондоне: «Англичане прямо сошли с ума, они кричат «браво» и вызывают артистов гораздо больше и сильнее, чем даже в Москве или Петербурге. Газеты все переполнены восторженными статьями о нас…». Это при том, что русские артисты пели на родном языке. Это вполне логично, ибо как можно представить исторические и былинные сюжеты этих замечательных опер на французском или английском языке? Но понимать иностранные произведения без полноценного перевода трудно, тем более удивителен такой триумфальный (по словам Ф. Шаляпина) успех.

21 июля на спектакле «Борис Годунов» присутствовал король Англии Георг V. Для Ф. И. Шаляпина уже пожинавшего лавры «мировой величины», а тем более для В. П. Дамаева, это был настоящий триумф, совпавший с наивысшим расцветом вокально-драматического таланта! Дамаев получил свою длю славы и признания в центрах европейской сценической культуры. Вспоминается высказывание другого знаменитого певца-тенора с коим мог бы соперничать Василий Дамаев – Энрико Карузо. Он говорит о том, что для певца лучший возраст 30 – 40 лет. В этот период уже есть опыт, как жизненный, так и сценический, и голос лучше всего звучит, раскрывается в полную силу. А ведь век певца не долог – до пятидесяти, чуть с лишком и… все. Говоря о веке певца, можно привести очень много примеров: от недолгих карьер до удивительного вокального долголетия таких исполнителей как Медея Фигнер и Алла Баянова, Михаил Александрович и Платон Цесевич… При этом стоит помнить, что высокие звонкие в молодости голоса «звучат» в основном до пятидесяти лет. Надеюсь, что это небольшое отступление от основного повествования даст понять читателю насколько важным для Василия Петровича Дамаева, было оказаться в нужном месте и в нужное время (в возрасте 35 лет).

Период 1911–1913 годов были периодом, когда Василием Дамаевым было подготовлено самое большее число новых партий. С. И. Зимин ставил чуть ли не каждый месяц новую оперу, а Василию Петровичу приходилось разучивать роль за один, полтора месяца. В Новой опере пошли «Кармен» и впервые были представлены «Девушка с Запада» Дж. Пуччини с «Долиной» Эжена дэ Альбера и другие. Нужно сказать, что в опере «Долина» Василий Петрович в очередной раз сыграл самого себя. Так же, как и в «Самсоне и Далиле» Сен-Санса. Но если Семсона он изобразил героем, то в «Долине» его Педро – славный малый, не знающий неприглядных сторон жизни, ее несправедливости и человеческой злобы. Он цветок с альпийского луга, влюбившийся в служанку богатого господина. И здесь же он свирепый и необузданный зверь, страстный и сильный перед лицом предательства и унижения. Этот образ – сам Василий Дамаев. В Самсоне он хотел быть таким, а в Педро – был.

«Манометр культуры достигал
до высочайшей точки напряженья…» М.  Волошин.

Настал год Первой мировой войны, вернее Второй отечественной, как ее назвали тогда.

1914 год ознаменовался большой творческой удачей. Партия Отелло, сложна во всех отношениях, всегда была проверкой артиста на способности в общем и на сценическую зрелость, как в вокальном, так и в сценическом отношении. 3 ноября состоялась премьера оперы в театре С. И. Зимина. Эта партия писалась Дж. Верди специально под голос прославленного Таманьо. В тот памятный вечер Василием Дамевым была взята «очередная ступень» вверх как певца. Партия была исполнена блестяще. Рецензенты газет и журналов в один голос хвалили артиста. Критик К. Злобин в газете «Театр» дал следующий отзыв: «Партия Отелло написана в расчете на титанические голосовые средства Тпманьо, и это одно в достаточной степени определяет ее трудности и размер требований к исполнителю. Отелло поет Дамаев. Вот певец, которого природа наградила вокальным материалом вполне достаточным, чтобы стать мировым артистом, и который не сумел и в половину использовать свои богатейшие средства. Голос Дамаева по широте звука необычный, его способности к вибрации, ровности и мощности звучаний – смело можно было поставить выше голоса Карузо. Это был голос-золото».

Такая оценка известного критика дорого стоит и сказанное в статье – правда. Он мог бы стать мировой звездой оперы, как Э. Карузо. Но увы… не стал. Судить об этом можно по-разному. Винить в этом и Зимина, и Дягилева, и самого Дамаева… Однако история не знает сослагательных наклонений, а то чудо, которое дал Василий Дамаев русской оперной сцене, не будет забыто пока доносится до нас его голос со старых дисков, пока подобно «реликтовому свету» до нас доходит молва Сезонах Дягилева.

Спорный момент биографии артиста кроется во «взаимоотношениях» с Сергеем Ивановичем Зиминым. Каково его влияние на то, что талантливый певец остался на всю жизнь в его Новой Опере? Почему не принял контракт с Большим театром? По какой причине не закрепился в дягилевских труппах? С. И. Зимина можно обвинять в эксплуатации артиста – на нем держался весь теноровый репертуар, а нагрузка в период 1914 – 1917 гг. увеличилась. Можно укорять Дягилева: «Как так? Называл «русским Таманьо», а сам не сделал ничего, что выдвинуть его на европейскую сцену!?». А Василию Петровичу поставить в вину то, что он не занимался «саморекламой» и не рвался в круг избранных. Все это, можно сказать. Еще больше можно придумать (особенно, когда записки и дневники С. Зимина не изданы и хранятся в ГЦ театральном музее им. А. А. Бахрушина). Даже невозможное может быть. Но… Во всем этом есть верность и преданность одному месту, одному человеку, одному делу. Василий Петрович смог сконцентрировать все свои силы, творческий потенциал в одном русле – звуке, песне, арии. Не отвлекаясь на постороннее, каждый день рождаться и умирать в созданных им ролях, потрясать зал силой артистической экспрессии. Удалось бы все это Василию Петровичу в его и без того перегруженном графике? Быть может, ответ в этом? Или в чем-то другом?.. Но наша история продолжается.

Каждый наш день – новая глава Библии.
Каждая страница тысячам поколений будет Великой
Мы те, о которых скажут:
— Счастливцы, в 1917 году жили.
А вы все ещё вопите: погибли!
Всё ещё расточаете хныки!
Глупые головы,
Разве вчерашнее не раздавлено, как голубь
Автомобилем,
бешено выпрыгнувшим из гаража?!

Был страшный год. Василий Дамаев в опере С. Зимина пел свой постоянный репертуар и некоторые добавленные оперы в том числе «Жизнь за царя», которая ставилась во время Первой мировой войны по всей империи. В феврале гастроли в Харькове и Казани в операх «Пиковая дама», «Аида», «Кармен», «Русалке».

Буря 1917-го накрывает Петроград и Москву, но в театре С. Зимина все идет своим чередом. На гастролях здесь выступают Л. Собинов с Л. Липковской, в спектаклях поет Ф. Шаляпин. Осенью премьерная постановка новой оперы С. Танеева «Орестея» с В. Дамаевым и Н. Кошиц (любимой певицей С. Рахманинова), Ю. Кипоренко-Даманским. Новая партия Ореста в этой опере не нравилась Дамаеву.

На события октябрьской революции Василий Петрович откликнулся очень просто и даже лаконично (если такое слово уместно): «От кого бежать, от народа, из глубин которого я вышел? Нет!» – так заявлял он на предложения уехать из охваченной смутой страны и «сделать карьеру». Ибо, карьера у него уже была.

После революции Новая опера С. И. Зимина была национализирована и стала государственной. В 1919 – 1921 годах он стал называться Театром Московского Совета рабочих депутатов. Руководителем стал режиссер-новатор И. М. Лапицкий, а В. П. Дамаев как и прежде поет свой основной репертуар, чередуя с гастрольными поездками и выступлениями на заводах. Артисты выступали в нетопленных вагонах, без декораций, со случайно собранными партнерами и хором. Возвращаясь из таких поездок, Дамаев рассказывал о случавшихся в них почти анекдотических случаях, и всегда вспоминал благодарных слушателей. Успех у простой публики, у крестьян и рабочих, всегда трогали певца. Такое непосредственное, почти детское восприятие оперы для артиста куда дороже и памятнее аплодисментов избалованных посетителей театральных лож.

В следующем 1922 году С. И. Зимин организовал на правах акционерного общества так называемую «Свободную оперу», в которой ведущим солистом стал В. П. Дамаев. Здесь будут триумфы и будут овации, будут слова: «Да, вчера я спел неплохо. Однажды было такое же исполнение «Паяцев», как-то давно». Однако безжалостное время все стирает и человек, порой бессилен перед обстоятельствами.

Еще прозрачны дни и ночь звездны,
Но, слышишь скрип уже подгнивших скреп?
Дыши, дыши, пока еще не поздно.
Смотри, смотри, пока ты не ослеп.

Отдельным пунктом в обширном списке городов, которые посетил певец в 1922 году, был Краснодар. Почти десять лет он не был в городе и как будто бы ничего не изменилось. Дамаев пел в «Пиковой даме» П. И. Чайковского и дал один дополнительный концерт, составленный из отрывков любимых певцом опер. Публика и критика только удивлялись: всевластное время никак не сказывается на голосе Дамаева!

В 1923 году Василий Дамаев гастролировал в Пензе. Голос Дамаева покорял провинциальную публику своей красотой, а критик местной газеты «Пензенские ведомости» писал о спектакле: «знатоки немало дивились неувядаемой прочности его голоса, отчетливости дикции и художественной выдержанности». Все это было уже на излете.

В следующем году Дамаев перешел в театр сада «Аквариум», в котором пел свои старые оперные партии и подготовил две новых: «Ночь перед Рождеством» Н. А. Римского-Корсакова и «Дубровский» Э. Направника. В 1926 году он возглавил труппу театра и в течение двух сезонов руководил ею. А в 1928 году стал руководителем и солистом Московской областной передвижной оперы. С этим коллективом он объездил многие города Советского Союза. Пел в Барнауле, Рязани, Туле, Архангельске…

Город Архангельск, как последний рубеж, дорого дался Василию Петровичу. В одну из поездок он серьезно заболел. Выступления пришлось прекратить. Он руководил труппой, но не участвовал в спектаклях. Что может быть страшнее для певца? Артист не мог «почивать на лаврах» и тяжело переживал свой уход со сцены. Уход такой же внезапный, как и появление на ней. Воистину, судьба играет человеком, осыпая парадоксами! Еще один только раз его фигура появится перед зрителями. Но не на сцене театра, а на клиросе московской церкви Петра и Павла. Дамаев пел концерт с хором и органом – «Реквием» А. Моцарта. Подходил к концу 1930-й год.

Как блуждают погасшие звезды в туманах, так и «звезды» земные в туманы уйдут…

После 1930 года В. Дамаев уже не выступает на сцене, а ухудшающееся здоровье, как результат изнурительного труда, не дает сил руководить театром. Последние годы Василий Петрович работал сотрудником Государственного Центрального театрального музея имени А. А. Бахрушина. В нем и останутся многие материалы о жизни и творчестве знаменитого певца. Когда-то в конце XIX века композитор Луиджи Денц написал песню-романс «Покинуть мир». В ней поется о весне, о том, что лучше всего «уйти» на весеннем закате… Но и это тоже мечты. В жизни все иначе. Василий Петрович умер 11 октября 1932 года. В Москве. Огромной была шеренга провожающих певца в последний путь на Преображенское кладбище.

В родной Василию Петровичу станице Отрадной сейчас музей. Есть в экспозиции комплекс, посвященный его жизни в станице и творческой судьбе. Как и во многих других малых селениях, в Отрадной гордятся своим земляком и берегут память о удивительном самородке, талантливом певце – Василии Петровиче Дамаеве.

 

 

Сергей Славинский